Иностранные наемники воюют на Курщине под чужой личиной

В 2022 году руководитель аппарата «Справедливая Россия — За правду» в Госдуме, полковник запаса Руслан Татаринов принял решение отправиться добровольцем в зону специальной военной операции. И вот прошло два с лишним года. Командировка завершилась, и Руслан Владимирович вернулся в Москву. В интервью «Парламентской газете» он рассказал о непростой обстановке в курском приграничье, хитростях и уловках врага, а также о примерах боевого братства в зоне СВО.

— Руслан Владимирович, вы родились на Луганщине, в Северодонецке. Вероятно, этот фактор сыграл свою роль в решении сменить пиджак госслужащего на камуфляж боевого командира?

— Безусловно. Так уж сложилось, что у меня десятки родственников и близких друзей по всему Донбассу. Вся та трагедия, какую они переживали после майданного госпереворота 2014 года, стала и моей личной трагедией. Если, скажем, город, где похоронен мой дед по линии матери — знатный шахтер-стахановец Иван Семенович Сухоруких, оказался в составе образованной ЛНР, то могила другого деда — ветерана Великой Отечественной войны Федота Елисеевича Татаринова оставалась по ту сторону размежевания — в городке Новодружеске, что под Лисичанском. Там вплоть до лета 2022 года бесчинствовали те, кто орал на майдане: «Москаляку на гиляку». И так ведь было не только с могилами. Все, что дорого и свято, как бы разрубило пополам: одни родные мне люди здесь, в ЛНР и ДНР, другие — на той стороне, одни друзья детства и юности здесь, другие — там. С 2014 года я много раз приезжал в Донбасс: и в отпуск, и в командировки с гуманитарной помощью. И как же больно было слышать от соотечественников, противостоявших киевской хунте на территориях непризнанных тогда народных республик: «Когда же Россия возьмет нас под свое крыло? Ведь с Крымом-то смогли, почему же мы живем под постоянными обстрелами этих бандеровских последышей? Мы — русские, мы хотим быть с Россией!». Что на это можно было тогда ответить? Приходилось с горьким вздохом отводить глаза в сторону… Поэтому, когда Президент России объявил о начале СВО на Украине, мной это было воспринято, с одной стороны, с пониманием того, что начался сложный, драматический этап в жизни страны, а с другой — наступила ясность и облегчение: давно пора!

— Вы много лет прослужили в спецназе. А как получилось, что вы в свое время пошли по военной стезе?

— Вообще-то, вырос я в сугубо гражданской семье: отец — строитель, мать — учительница. Но от деда, фронтового политрука, повелось, что в моем отчем доме лейтмотивом семейного воспитания было то, что можно выразить известной строкой из песни: «Жила бы страна родная, и нету других забот». Плюс юношеский романтизм и максимализм. Была мечта стать крутым спецназовцем, сильным, смелым, умеющим выполнять задачи невероятной сложности и риска. Эта мечта и привела меня в военное училище внутренних войск МВД в Ленинграде, а после окончания его — в дивизию Дзержинского, а точнее — в знаменитый отряд спецназа «Витязь».

Это было время, когда создатель «Витязя» Сергей Иванович Лысюк (впоследствии ставший Героем России) закладывал в нем традиции особого рода, вызывающие гордость за свое уникальное подразделение и воспитывавшие у спецназовцев бесстрашие и волю к победе. Те же знаменитые краповые береты именно Лысюк сделал символом доблести. Вот где-то с конца 80-х в «Витязе» утвердился порядок: краповый берет — это не просто головной убор, это свидетельство чести и профессионализма, которое надо заслужить, пройдя суровые испытания и изматывающими маршами, и преодолением сложных препятствий, и стойкостью в рукопашном бою с маститыми инструкторами. До сих пор горжусь тем, что я обладатель крапового берета, так же как горжусь орденом «За личное мужество», полученным за выполнение боевых задач в горячих точках. А этих точек было пройдено немало. В начале 90-х годов прошлого века довелось поучаствовать в операциях по обеспечению безопасности в Абхазии, Ферганской долине, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Ингушетии…

— Военная карьера у вас складывалась успешно. И тем не менее в конце 1994-го вы принимаете решение уйти на гражданку. Почему?

— Надо вспомнить то время и то безобразное отношение к людям в погонах. Безденежье, бесквартирье, бесправие. Вот я, как и многие тогда, не смог стерпеть эту несправедливость — уволился.

Несколько лет проработал в частном охранном предприятии. А на душе, честно говоря, кошки скребли: работать «на дядю» — ну не мое это, не мое! Понял, что должен снова найти возможность служить Отечеству, служить государству. Пусть не в военном качестве, но в качестве госслужащего. Узнал, что в аппарате Совета Федерации был объявлен конкурс на замещение должности консультанта секретариата. Подготовился, прошел испытания и был принят.

А тут еще и эпизод интересный случился. Как-то иду по коридору Совета Федерации и встречаю Сергея Владимировича Степашина, который к этому времени возглавлял Счетную палату РФ. Он когда-то в училище был у меня преподавателем. Узнал меня, обрадовался, обнял, а так как рядом был тогдашний председатель Совета Федерации С.М. Миронов, обратился к нему: «Сергей Михайлович! У тебя в аппарате такие люди работают! Это же один из моих лучших курсантов, да и после выпуска показывал себя достойным офицером. Приглядись!» Ну Сергей Михайлович, следуя этому совету, взял меня на заметку. С тех пор я в его команде. Горжусь этим!

— И вот в 2022 году решили вновь круто переменить судьбу, хотя со времен военной службы прошло более четверти века. Была ли уверенность, что старые навыки пригодятся в новых, серьезно изменившихся условиях?

— Многое, что было освоено в 90-х, оказалось актуально и сейчас. Так же надо было учить подчиненных обезвреживать мины-ловушки и ловить вражеских агентов, искать схроны с оружием и уничтожать разведывательно-диверсионные группы (ДРГ) укронацистов… Но вы правы: в ходе нынешней СВО оказалось немало и такого, с чем раньше сталкиваться не доводилось. Ну, скажем, для противоборства с теми же вражескими ДРГ в новых условиях нужно было срочно наращивать радиотехническую составляющую, осваивать применение разведывательных и ударных беспилотников. До того и в вооруженных силах этой проблеме не уделялось должного внимания, и у нас в Росгвардии тоже. Эту работу пришлось начинать с нуля и в плане обеспечения нашего подразделения соответствующими беспилотными средствами, и в плане подбора кадров. Операторов дронов мы искали и готовили из тех, кто имеет только базовые знания и неплохие технические навыки. Как-то пришел в наш отряд толковый парень, работавший до этого оператором на телевидении. Раньше он умело обращался с телекамерой, а теперь «снимает» другие «сюжеты» — те, что транслирует беспилотник-разведчик… Вот так постепенно освоили мы это дело, создали эффективную группу операторов БПЛА, которая стала давать хорошие боевые результаты.

— А где вашему отряду довелось повоевать?

— Знаете, давайте договоримся так: конкретных мест я по понятным соображениям называть не стану. Скажу, что и на родной мне Луганщине мне и моим подчиненным довелось выполнять некоторые задачи, и в других местах. А последние несколько месяцев мы действовали в Курской области. Тут было, пожалуй, тяжелее всего. Враг, не считаясь с потерями, бросил сюда огромное количество боевой техники и людских ресурсов, при этом активно стал применять тактику проникновения в наши тылы небольших, но маневренных диверсионных групп. 

— В интернете можно встретить высказывания некоторых «диванных экспертов»: мол, ВСУ оккупировали часть Курской области за считаные дни, а мы уже, почитай, полгода не можем их оттуда выкурить. Что бы вы ответили на такие пассажи?

— Воины делают все, что в их силах. Постоянно рискуют жизнью под вражескими пулями, снарядами, дронами. Тому, кто упрекает нас за «медлительность», я бы посоветовал пойти в военкомат и записаться добровольцем на СВО. Всем же остальным надо набраться терпения, терпения и еще раз терпения. С августа по январь ВСУ уже потеряли в Курской области более 55 тысяч человек и немыслимое количество подбитых танков, БМП и прочей техники. Для наших же командиров главный приоритет — беречь жизни подчиненных, добиваться боевых успехов с минимальными потерями. В нашем подразделении за время курской эпопеи, слава богу, никто не погиб, без «трехсотых», правда, не обходится. То, что мы выдавим оккупантов с Курщины, — это несомненно. Но действовать такими авантюрными методами, как ВСУ, так же безоглядно жертвовать своими людьми ради формальной быстроты мы не можем и не будем.

— Украинские пропагандисты и СМИ вовсю муссировали информацию о том, что, мол, чуть ли не главную роль в атаках на Курскую область сыграли боевики так называемого Русского добровольческого корпуса*, что-то вроде современных власовцев…

— Слыхали мы о таких среди пленных. На самом деле это, как правило, наемники из Польши и некоторых других европейских стран, а также ярые бандеровцы с Западной Украины. Начальство приказало им нашить шевроны РДК и изображать, будто «русские» воюют за ВСУ, «освобождая Россию». Если и есть там какие-то отщепенцы русского происхождения, то их число мизерное. А вот обратных примеров, когда этнические украинцы, всей душой ненавидящие неонацистский режим Зеленского, жаждут освободить свою родную землю от бандеровской нечисти, очень много.

В моем подразделении служат и русские, и украинцы, и татары, и чуваши, казахи из наших российских регионов. И все мы — одна семья, все — россияне. На войне национальностей нет, есть боевое братство, которое сплачивает людей так, что не надо никакого особого «интернационального воспитания». Вы бы видели, с какой взаимовыручкой, готовностью пожертвовать собой ради товарища действуют мои подчиненные во время боевых операций. Даже в нашем походном, суровом быту это тоже проявляется. Устраиваемся на ночлег где-то в полевых условиях, и любо-дорого видеть, с какой трогательной заботой бойцы относятся друг к другу: стараются, чтобы каждый мог устроиться поудобней, чтобы всем побратимам было тепло и комфортно.

Впрочем, братство по оружию — понятие широкое. Оно проявляется не только между отдельными людьми, но и между целыми частями и подразделениями. Это нормально, так и должно быть!

*Запрещенная в России террористическая организация.